...ведь каждый человек - это маленькая Вселенная
После семейной трагедии мой мир изменился, а после пожара – перевернулся
Игра моими глазами
немного от Эби, немного от меня. Разворачивать аккуратно, букв много
Моя жизнь была расписана по минутам на несколько лет вперед. А сейчас, слушая вой огня на улице, я упаковываю свои рамочки, кружечки, печенечки, свечечки, тряпочки и прочий скарб. Где-то гибнут люди, а я скрупулезно и аккуратно складываю свое барахло в чемоданчик (да еще пересчитываю, как бы чего не забыть!) и готова таскать эти сокровища как кошка - торбу. На центральной площади города обездоленные решают, как жить дальше – без крыши над головой во время лютой зимы. А я думаю о том, что чемодан оттягивает руки. Так, с мыслями о пожитках, я вслед за дядюшкой и отцом вхожу в какую-то халупу, где нам придется коротать неизвестно сколько ночей. Отпускаю наконец вещи и замечаю в руках кружку с недопитым остывшим чаем. Я. Таскала. Эту. Чертову. Кружку. С недопитым чаем, блин! По всему городу! Чувствую себя жалкой. И эту кружку тоже жалкой, и вообще, олицетворением мелочности и тленности человеческого бытия. С почти натуральным рыданием от осознания ничтожности всего вручаю ее дядюшке – это он не успел допить вечерний чай.
И – добро пожаловать в первую ночь ужасов трущоб. В халупе горела свеча, я не только слышу отвратительные звуки чужаков, которые вторглись в мое личное пространство, я еще и вижу тени сквозь ткань пледа. Я уставилась в мутное шерстяное нечто, ожидая, что одеяло вот-вот слетит с кровати. В тот момент, когда я тряслась от страха, занятая своими переживаниями, выродки ночи явно дожирали души моих родственников. Обоих.
С утра я испытывала некие сомнения – радоваться, что проснулась невредимой, или нет. Ведь в следующую ночь эти прожорливые твари примутся за меня. Сейчас они как ни в чем не бывало желают друг другу доброго утра, а вот что будет потом?
В первое же утро отцы семейства растворились в предрассветном тумане и далее не изменяли этой привычке. Я некоторое время самозабвенно предавалась прощанием с жизнью, потом отправилась на экскурсию по окрестностям. Познакомилась с очаровательными сестрами, одна из которых была студенткой самого профессора Янга. Я просила о знакомстве с ним: пусть это будет мой последний день, но я проживу его с надеждой.
Подозрения относительно родственников крепли. Распахнув двери дома, я нос к носу столкнулась с мужчинами, которые о чем-то зловеще шептались. «Ну что же ты стоишь, дорогая, на пороге, проходи в дом!» – и ни один не пошевелился, не отошел с прохода. Я кое-как протиснулась меж ними, думая, зачем вообще это делаю – не лучше ли дернуть куда подальше? И на протяжении всей салемской жизни я шарахалась от каждого жеста, движения, проявления внимания к моей скромной персоне со стороны отца и дядюшки. Я осталась жива во вторую ночь, которая была ужаснее, чем первая, полная предвкушения последней минуты, перед которой я увижу перекошенные от злости, ненавистные мне лица. Тот факт, что никто за всю ночь не шелохнулся, ничего не доказал - ерунда, они просто вынашивают план по захвату этого городишки и я стану пешкой в их игре. Я жива на третью ночь? Ерунда, они просто очень коварны. Я жива в четвертую ночь? Оооо, они мега-коварны! Я подозрительный зверек. Очень подозрительный. О да.
В смутные времена, когда надо держаться на плаву, взрослым не до тебя. Спасибо родственникам за то, что избавили от экономических забот и предоставили самой себе. Пока мужчины вели бизнес, приличная девушка безнадзорно шаталась по улицам, слушала лекции профессора в каких-то трущобах, приставала к незнакомцам с вопросами о самочувствии… В накапливающем истерию Сайлеме эта «медицинская практика» так увлекла новизной и свободой, что в какой-то момент приходилось насильно напоминать себе о религии, которой до того безраздельно принадлежало мое сердце. В момент, когда на площади зашел разговор о сожжении «заразы», когда попросили сделать выбор – потушить костры или подкинуть в них дров, Эби слушала разум и сердце (а может, безумие). Как медичка я думала о том, что гангрену можно излечить только хирургической пилой, пока яд не проник в кровь и не заразил здоровые ткани. Я должна была решиться отправить на костер людей, телами которых – возможно – орудовало Зло (к тому моменту я уже подозревала всех и каждого).
Мы не знаем, существуют они или нет. И любой выбор – смерть либо души, либо тела. Делая ставки в таком огромном экспериментальном поле, переплачивая за возможность устранения риска, мы никогда не узнаем, была ли твоя жертва ненапрасной, удачно ты сыграл в эту рулетку или нет.
Поддался дьявольскому искушению, истерии, паранойе и сжег половину города на костре – в благих целях – оказался убийцей, сгубил свою душу. Или стал спасителем мира.
Последовал идеалам веры, отказался от сожжения соотечественников – дал жизнь и спасение нужным, талантливым людям, их детям, правнукам. Или – стал собственным гробовщиком.
Я свое ведро воды донести не успела – ночь была на исходе и уголья костра уже дотлевали. А в наступившем утре разгорался рассвет. Я все-таки верю, что жители Салема спасли свои души.
О том, что было до и после и вообще о всяком
более лаконично
Сашенька готовилась к игре, она прописывала вводную, искала конфликты и думала о своем персонаже. Но стойкое ощущение, что Сашенька все-таки где-то схалтурила, никак не покидает ее до сих пор. Однако она торжественно обещает себе и мастерам – Насте, Артему и вообще всем, кто будет делать игры в дальнейшем – исправиться. Надеюсь, мои персонажи каждый раз получаются все лучше и лучше (читай: качественнее и продуктивнее). Ельпида научила чему-то одному, Эби – другому. В игры тоже надо уметь играть. Вот.
Антураж: очень задел. Набожная Эби спасала вещи, которые суть пыль и тлен. При всем недовольстве она не оставила старую жизнь гореть синим пламенем, а взяла с собой.
Семья: наша жизнь была логичной. Пока мама с папой на работе зарабатывают деньги, дитя сидит в комнате, напичканной последними чудесами техники, и даже няня у него – радиоуправляемая, оно записано в десять кружков и секции, а по сути – нелюбимо и предоставлено самому себе. Формально мужчины Гельди молодцы – полное материальное обеспечение и необходимый минимум общения с редкими приступами заботы со стороны дядюшки. Это было нетрудно прочувствовать, и я прожила шесть часов заброшенным, подозрительным и в какой-то мере эгоистичным подростком.
Трудно: запланировано ненавидеть и бояться, как было прописано в автовводной. Бояться оказалось легче, а ненавидеть - невыполнимо.
Вывод: да и вообще, бояться надо меньше и больше делать.
: - всем жителям Салема за жизнь, совместно прожитую в параноидальном изолированном городке!
- Егору Куприянову и Андрею Трофимову – за прекрасное предыгровое творчество и чудесных родственников, которых я получила! Семья удалась.
- мастерам Насте Суховой и Артему Мокроусову – за терпение и помощь.
@музыка: жюжжание компа
@настроение: наконец-то добралась.
@темы: Игры разума, Мои "Я", добыча полезных ископаемых из недр души
